Литература. 6 класс. Часть 1 - Тамара Курдюмова

Нет, ни Кремля, ни его зубчатых стен, ни его темных переходов, ни пышных дворцов его описать невозможно… Надо видеть, видеть… надо чувствовать все, что они говорят сердцу и воображению!..

Юнкер Л. Г. Гусарского Полка, Лермонтов.

Сочинение «Панорама Москвы» Лермонтов написал, когда учился в юнкерской школе.

Слово «панорама» образовано от двух греческих слов: «пан» – все и «рама» – вид, зрелище. Таким образом, панорама – это вид местности, обычно открывающийся с высоты, обширный и охватывающий все вокруг. Панорамой называют и большую по размеру живописную картину, и сочетание картины с рядом объемных изображений близких предметов. Такова знаменитая Бородинская панорама в Москве. Панорамой можно называть и описание обширной местности. Именно это и сделал Михаил Лермонтов в своем сочинении.

Вопросы и задания

1. Составьте краткий план «Панорамы Москвы» М. Ю. Лермонтова.

2. Подготовьте краткий пересказ, используя составленный план.

1. Попробуйте сравнить панораму современной Москвы с той, которую видел Лермонтов в 1830-е годы. Вы, наверное, используете не только личные впечатления, но и карты, альбомы, книги.

2. Лермонтов надолго сохранил в памяти два сравнения из текста этого сочинения: сравнение реки со змеей, покрытой серебристой чешуею, и сравнение судовых мачт и канатов с паутиной. Оба эти сравнения он использовал в своем последнем прозаическом произведении «Герой нашего времени» в повестях «Бэла» и «Тамань». Подумайте, почему эти сравнения остались в памяти поэта.

Иван Сергеевич Тургенев (1818–1883)

Биография Ивана Сергеевича Тургенева интересовала и современников, и читателей последующих поколений. Их привлекали человеческие качества писателя – доброта и благородство. Один из самых известных педагогов нашей страны Виктор Острогорский завершил свою книжку «Хорошие люди» рассказом об образованном писателе и хорошем человеке Иване Сергеевиче Тургеневе. В пятом классе вы уже познакомились с фрагментами этой биографии, мы предлагаем вам прочитать другие отрывки.

«Иван Сергеевич Тургенев родился 28 октября 1818 года в городе Орле, в богатой помещичьей семье, жившей на широкую ногу, роскошно и весело. В деревне у Тургеневых был свой оркестр из дворовых людей и нередко давались домашние спектакли, в которых, по фамильному преданию, принимал участие, еще до рождения Ивана Сергеевича, знаменитый поэт Василий Андреевич Жуковский. Отец Ивана Сергеевича, Сергей Николаевич, гордился целой вереницей знатных и богатых предков, выходцев из Золотой Орды и служивших в XVII веке воеводами при московских царях. Служа прежде в кирасирском[20] полку, он, уже полковником, женившись на богатой девушке, Варваре Петровне Лутовиновой, присоединил к своему небольшому имению ее приданое, прекрасное село Спасское-Лутовиново, в Орловской же губернии, Мценского уезда, вышел в отставку и поселился в деревне. Это был человек суровый и холодный, но с изящными светскими манерами, большой барин, относившийся свысока ко всем, кто по богатству и связям стоял ниже его, и мало занимавшийся своими детьми. Мало доброго видел поэт и от своей матери, женщины бессердечной, обращавшейся очень дурно со своими крестьянами и дворовыми…

Воспитывала этого гениального ребенка, на месте которого всякий другой сделался бы надутым, ничтожным баричем, сама жизнь, и окружавшая его в детстве роскошная природа, противоположность между роскошью барского дома и голой нищетой мужика, беспрестанные несправедливости и притеснения крестьянства, телесные наказания, отдачи в солдаты, высокомерное обращение с дворней, – все это не могло не пробудить в ребенке мысли и чувства, тем более что, благодаря именно родительской и гувернерской небрежности, он мог зачастую уходить из дому и проводить целые часы в обществе дворни или мужиков, очень любивших живого и доброго барчонка…

А природа, окружавшая поэта в детстве, была в самом деле прелестнейшая. Спасское – один из самых привлекательных уголков во всей средней России. Оно лежит среди обширной черноземной равнины, изрытой глубокими оврагами, с холмами, изредка покрытыми лиственными лесами, в двенадцати верстах от города Мценска. Окрестности живописны и величавы… Особенно красива сама усадьба. Впоследствии он вспоминал:

…И понемногу начало назадЕго тянуть в деревню, в темный сад,Где липы так огромны, так тенисты,И ландыши так девственно душисты,Где круглые ракиты над водойС плотины наклонились чередой,Где тучный дуб растет над тучной нивой,Где пахнет конопелью да крапивой…

Но вот минуло мальчику одиннадцать лет, и в 1830 году родители повезли его в Москву, где отдали в частный пансион. Среди преподавателей был и известный в те поры переводчик и исследователь прекрасной русской поэмы „Слово о полку Игореве“. Он пристрастил юношу к родному языку и литературе…»

Впоследствии впечатления детства и юности во многом определили содержание знаменитых «Записок охотника» И. С. Тургенева, в которых писатель нарисовал яркую картину средней России с ее пейзажами, бытом, нравами и обычаями всех, кто населял ее деревни и поместья. Рассказ «Бежин луг» входит в этот сборник.

Бежин луг[21]

(И. С. Тургенев)

Был прекрасный июльский день, один из тех дней, которые случаются только тогда, когда погода установилась надолго. С самого раннего утра небо ясно; утренняя заря не пылает пожаром: она разливается кротким румянцем. Солнце – не огнистое, не раскаленное, как во время знойной засухи, не тускло-багровое, как перед бурей, но светлое и приветно лучезарное – мирно всплывает под узкой и длинной тучкой, свежо просияет и погрузится в лиловый ее туман. Верхний, тонкий край растянутого облачка засверкает змейками; блеск их подобен блеску кованого серебра… Но вот опять хлынули играющие лучи, – и весело и величаво, словно взлетая, поднимается могучее светило. Около полудня обыкновенно появляется множество круглых высоких облаков, золотисто-серых, с нежными белыми краями. Подобно островам, разбросанным по бесконечно разлившейся реке, обтекающей их глубоко прозрачными рукавами ровной синевы, они почти не трогаются с места; далее, к небосклону, они сдвигаются; теснятся, синевы между ними уже не видать; но сами они так же лазурны, как небо: они все насквозь проникнуты светом и теплотой. Цвет небосклона, легкий, бледно-лиловый, не изменяется во весь день и кругом одинаков; нигде не темнеет, не густеет гроза; разве кое-где протянутся сверху вниз голубоватые полосы: то сеется едва заметный дождь. К вечеру эти облака исчезают; последние из них, черноватые и неопределенные, как дым, ложатся розовыми клубами напротив заходящего солнца; на месте, где оно закатилось так же спокойно, как спокойно взошло на небо, алое сиянье стоит недолгое время над потемневшей землей, и, тихо мигая, как бережно несомая свечка, затеплится на нем вечерняя звезда. В такие дни краски все смягчены; светлы, но не ярки; на всем лежит печать какой-то трогательной кротости. В такие дни жар бывает иногда весьма силен, иногда даже «па́рит» по скатам полей; но ветер разгоняет, раздвигает накопившийся зной, и вихри-круговороты – несомненный признак постоянной погоды – высокими белыми столбами гуляют по дорогам через пашню. В сухом и чистом воздухе пахнет полынью, сжатой рожью, гречихой: даже за час до ночи вы не чувствуете сырости. Подобной погоды желает земледелец для уборки хлеба…

В такой точно день охотился я однажды за тетеревами в Чернском уезде, Тульской губернии. Я нашел и настрелял довольно много дичи; наполненный ягдташ[22] немилосердно резал мне плечо; но уже вечерняя заря погасала, и в воздухе, еще светлом, хотя не озаренном более лучами закатившегося солнца, начинали густеть и разливаться холодные тени, когда я решился наконец вернуться к себе домой. Быстрыми шагами прошел я длинную «площадь» кустов, взобрался на холм и, вместо ожиданной знакомой равнины с дубовым леском направо и низенькой белой церковью в отдалении, увидал совершенно другие, мне не известные места. У ног моих тянулась узкая долина; прямо, напротив, крутой стеной возвышался частый осинник. Я остановился в недоумении, оглянулся… «Эге! – подумал я, – да это я совсем не туда попал: я слишком забрал вправо», – и, сам дивясь своей ошибке, проворно спустился с холма. Меня тотчас охватила неприятная, неподвижная сырость, точно я вошел в погреб; густая высокая трава на дне долины, вся мокрая, белела ровной скатертью; ходить по ней было как-то жутко. Я поскорей выкарабкался на другую сторону и пошел, забирая влево, вдоль осинника. Летучие мыши уже носились над его заснувшими верхушками, таинственно кружась и дрожа на смутно-ясном небе; резво и прямо пролетел в вышине запоздалый ястребок, спеша в свое гнездо. «Вот как только я выйду на тот угол, – думал я про себя, – тут сейчас и будет дорога, а с версту крюку я дал!»